Лариса Константиновна Моторина — моя бабушка. Ее детство пришлось на послевоенное время в еще деревянной Москве — в Марьиной Роще. В те годы столица уже разрослась до МКАД, но место, где росла бабушка, до поры оставалось деревней со всеми присущими ей особенностями: огородами, дружбой с соседями, печным отоплением, водоразборной колонкой, заменявшей центральное водоснабжение.
Тихие соседи
Мое детство проходило в послевоенное время в старом и во всех смыслах темном районе Москвы — Марьиной Роще: помимо нас, пролетариев и их детей, здесь обитала как многочисленная шпана, так и более серьезные представители криминального мира. В середине прошлого века в Марьиной Роще можно было и достать поддельные документы, и залечь на дно, и организовать воровской притон. Все это было по соседству, но мы об этом то ли ни знали (особенно я — в силу возраста), то ли просто эти два мира сосуществовали, не мешая друг другу.
Транспортная доступность в Марьиной Роще до сих пор толком не налажена, а уж 70 лет назад единственный автобус казался роскошью! Помню, как родители выдавали нам какие-то копеечки и мы ехали в кинотеатр, чтобы отстоять в длиннющей очереди и посмотреть какое-нибудь детское кино.
Дом № 12 в 12-м проезде Марьиной рощи, 1958 год/Фото: А.М. Кадников, фото из архива Кадниковых/pastvu.com
Наша семья жила в 12-м проезде Марьиной Рощи. Сейчас-то там большой торговый центр, фитнес-зал и кафе, а тогда это был тихий проулок, где стояли деревянные дома с печным отоплением. Двухэтажный дом был поделен на четыре квартиры, у каждой из которых были еще холодные большие сени, служившие для разных хозяйственных нужд.
Безо всех удобств
Каждый сезон ближе к зиме папа ездил на специальный дровяной склад и заказывал дрова — вскоре во двор приезжал грузовик и сгружал кучу поленьев прямо на землю. Сперва их надо было наколоть, а потом уже можно было перетаскивать в сарай — иногда на это уходил целый день. Заготовленной поленницы хватало на зиму, хотя, если родители топили печь только вечером, к утру дом начинал остывать.
У нашего дома был небольшой собственный двор, куда могла заехать машина (понятное дело, не личная, а тот же самый грузовик с дровами или ассенизаторы). Двор был огорожен деревянным заборчиком, и территория внутри считалась уже не совсем общественной. Многие сушили там белье, разбивали небольшие огородики, а мы однажды даже попытались развести кур: мама принесла откуда-то цыплят в надежде, что со временем они вырастут, но эксперимент провалился.
Один из домов по 2-й ул. Марьиной Рощи, начало 1970-х/Фото: А.К. Богомолов/visualhistory.livejournal.com
И раз уж речь зашла о живности, то вспомню, что у нас жила собака Дружок, а еще дома мы держали аквариумы с рыбками — их обслуживание давалось нам не очень легко: аквариумы надо промывать, обновлять воду, отселяя рыбок, а водопровода в то время в домах не было.
Туалет располагался в сенях: разумеется, он был холодным — печи были только в жилых помещениях. Периодически приезжала ассенизаторская машина, приводившая его в надлежащее состояние. А ванной у нас не было — мылись в бане. Брали с собой веники, мыло, мочалки (некоторые и шайки возили) и ехали на автобусе в бани, расположенные неподалеку от МИИТа… Посуду мыли в тазу, воду куда-то сливали.
В холодных сенях хранили квашеную капусту, которую родители рубили по осени. В результате всю зиму у нас был витамин С — других его источников в послевоенной Москве не было, апельсинов почти никогда не завозили. В морозы вся наша капуста промерзала — приходилось ее выковыривать…
6-й проезд Марьиной Рощи/oldmos.ru
Зимы тогда были гораздо более суровыми, чем сейчас. Бывало, не уследишь за печкой, а к утру по углам дома сидели снежные «зайцы» — вот как намораживало! И конечно, зимой на окнах расползались морозные узоры — стрельчатые, красивые. Между окнами для утепления укладывалась вата, а сами рамы заклеивались бумагой или газетой — клей варили дома.
Буфет, ковер с лебедями и Мао Цзэдун
У нас была трехкомнатная квартира на первом этаже. Две комнаты занимали бабушки Аня и Поля, а в третьей жили мы с родителями и моей сестрой.
Фото из архива Л.К. Моториной
Комнаты у нас были небольшими. Самой большой располагали родители. В ней помещалась двуспальная металлическая кровать с шарами (классика СССР!), моя детская кровать, а на стене висел ковер с лебедями. В середине 50-х родители ездили в командировку в Китай и привезли оттуда огромный плакат-портрет Мао Цзэдуна — он долгое время украшал собой чуть ли не целую стену.
Еще в комнате был буфет — обязательный атрибут семейной жизни — и обеденный стол, за которым могла собраться довольно большая компания. Гости у нас бывали часто: застолья в то время были наиболее популярным форматом развлечения. В складчину готовилось угощение, заводился патефон и начиналось веселье.
Фото из архива Л.К. Моториной
В комнате бабушки Ани стояли старый-престарый секретер, кровать и диван, приткнувшийся около большой печи, бока этой печи были расположены в разных комнатах, чтобы в каждой было тепло.
В комнате бабушки Поли были дерматиновый диванчик, кровать и стол, за которым она шила. Обе мои бабушки были классными портнихами, но лишь одна зарабатывала своим ремеслом на хлеб. У нее в комнате была целая мастерская с оверлочной машиной и несколькими машинками Singer. Днем к ней приходили работать швеи, в итоге наладилось небольшое производство, приносящее скромный, но уверенный доход.
Фото из архива Л.К. Моториной
Однажды соседи из дома напротив донесли на бабушку — машинки у нее конфисковали (хорошо, хоть ее не посадили). Шить она, конечно, не перестала — устроилась работать на швейную фабрику.
Был у бабушки Поли еще свой маленький столик, за которым она обедала. Помню, на полу у нее лежал тряпичный коврик, за судьбу которого она очень переживала, когда в комнату прорывался Дружок и начинал по нему носиться — тогда бабушка начинала бегать за ним, а потом долго отдувалась.
А еще у бабушки была маленькая полочка с очень интересными для меня книгами. Но больше всего мне нравилось слушать вместе с бабушкой концерты по ее маленькому приемничку: она всегда определяла на слух, Лемешев это поет или Козловский, а мне это ее умение казалось каким-то чудом!
Одна большая семья
Помещения в доме были темные, хотя электричество, разумеется, у нас было. Во многих домах (и наш не исключение) пользовались керосинками, на которых готовили и разогревали пищу, кипятили чайник. За топливом все ходили в керосинные лавки.
Газ же в дома провели или значительно позже — едва ли не десятилетия спустя, или не провели вовсе, предпочтя деревянные дома снести, а жителей переселить в многоэтажки. Так или иначе, после керосинки газовая плита воспринималась как благо.
Детей тогда не боялись отпускать гулять одних — дни напролет мы гоняли в казаки-разбойники, а зимой пропадали на катке (хотя у меня был всего один конек, прикреплявшийся к валенку). Елка под Новый год была настоящая — искусственных тогда, кажется, еще не было, к тому же живая елка в нашей семье была обязательной традицией.
За несколько дней до праздника папа покупал нам специальный календарь, из которого можно было вырезать и складывать елочные игрушки — это была еще одна традиция.
Однажды к нам пришел заводской фотограф, чтобы сделать праздничный снимок отличника соцтруда (мой папа как раз получил это почетное звание), и сфотографировал нас всех именно за этим занятием. Позже снимок был опубликован в газете «Калибровец».
Общесемейных дел у нас было много — жили мы небогато, и даже маленькие домашние привычки нас как-то сплачивали. Помню, субботнего утра мы ждали с особым нетерпением: папа покупал к этому дню любительскую колбасу, и это было большим удовольствием. Каждое утро мы обязательно слушали по радио программу «С добрым утром!», телевизор появился значительно позже и такого места в нашей жизни уже не занимал.
Фото из архива Л.К. Моториной
Помню, в марте 1953 года (мне было 13) мы всю ночь не спали, сидя за столом в ожидании новостей о здоровье Сталина. Когда наутро, наконец, начало работать радио и диктор сообщил о его смерти, все мы плакали — такое было воспитание и восприятие мира.
Папа очень увлекался фотографией, дома у нас была маленькая фотолаборатория. У него был хороший фотоаппарат ФЭД, поэтому с той поры сохранилось много карточек. Много было и моих снимков, и снимков мамы, которая тогда была молодая и красивая.
Помню одну фотографию из моего детства: крыльцо в три ступени. чуть повыше сидят две мои бабушки, мама и соседка, а пониже — дети (я, моя подруга Надя и еще какая-то детвора). Фотографируя, папа вряд ли догадывался, что этот кадр со временем станет очень красноречивым — именно так и была устроена наша жизнь: тесное общение с соседями, общий двор, практически общие дети. Мы все жили словно одной большой семьей.
Так 12-й проезд Марьиной Рощи выглядит в наши дни/Фото: Яндекс.Карты
Фото в начале статьи: пересечение Шереметьевской ул. и 10-го проезда Марьиной Рощи, предположительно 1957 год/Фото: В.В. Собчинский из архива Т.В. Яковлевой/pastvu.com
